The Original™ Обычный Сумасшедший
...В темноте фиалка растёт быстрее и раскрывается к концу второго дня новолуния, распространяя свой дурманящий аромат, от которого мгновенно пьянеют мотыльки, а в глубине леса начинает рыдать от переполняющих её чувств молодая ведьма.
Цветок такой молодой и такой свежий, что блестит и искрится сладкой смолой в лунном свете. Из темноты листьев к нему ползет змея. Она тоже еще совсем молодая, её зелёные чешуйки гладкие и мягкие. Слегка подрагивая и извиваясь, змея приближается к сиреневым лепесткам, выпуская раздвоенный язык — люциферическая фиалка привлекла и её. Обвившись вокруг стебля, она опускает тонко очерченную, как стрела, голову в венчик цветка и неторопливо пьёт нектар.
...А на другом конце леса деревенский мальчик, сбежавший на ночь из теплого тихого дома, играл, привязывая мохнатых трепещущих бражников к тонким нитям. Три разноцветных нити, намотаных на тонкую детскую ручку, дергаются то в одну, то в другую сторону. Если посмотреть на это сверху, то нити могут показаться стрелками спятивших лесных часов. Стоит глухая тишина, только слышно, как мальчик шуршит по траве ногами и как толстые бражники хлопают крылями.
...В темном лесу никто не собирает грибы, кроме Марики. Казалось, она опускает руку в высокую траву наобум и вытягивает оттуда то черные, словно обугленные, "чертовы пальцы", то голубоватые энтоломы, то слизистые плодовые тела миксомицетов... Наконец, она останавливается перед раскрытой фиалкой и, словно завороженная, опускается на корточки и тянется за ней. Словно зеленая молния, резко взметнулось вверх изящное тело змеи, и Марика с криком одернула руку.
В глуши перестала плакать ведьма.
Мальчик на опушке от неожиданности отпустил своих бражников, и они разлетелись, неся за собой яркие нитки, словно миниатюрный фейерверк.
Кровь стекала по белым пальцам Марики. Цветок быстро сворачивал свои потемневшие лепестки. Волшебство ночи кончилось.
Но, пока еще на дне венчика отблескивала прозрачная жидкость, Марика сорвала фиалку и тремя короткими глотками выпила целебный нектар.
Ранки на её руке затянулись быстрее, чем начался рассвет.
Цветок такой молодой и такой свежий, что блестит и искрится сладкой смолой в лунном свете. Из темноты листьев к нему ползет змея. Она тоже еще совсем молодая, её зелёные чешуйки гладкие и мягкие. Слегка подрагивая и извиваясь, змея приближается к сиреневым лепесткам, выпуская раздвоенный язык — люциферическая фиалка привлекла и её. Обвившись вокруг стебля, она опускает тонко очерченную, как стрела, голову в венчик цветка и неторопливо пьёт нектар.
...А на другом конце леса деревенский мальчик, сбежавший на ночь из теплого тихого дома, играл, привязывая мохнатых трепещущих бражников к тонким нитям. Три разноцветных нити, намотаных на тонкую детскую ручку, дергаются то в одну, то в другую сторону. Если посмотреть на это сверху, то нити могут показаться стрелками спятивших лесных часов. Стоит глухая тишина, только слышно, как мальчик шуршит по траве ногами и как толстые бражники хлопают крылями.
...В темном лесу никто не собирает грибы, кроме Марики. Казалось, она опускает руку в высокую траву наобум и вытягивает оттуда то черные, словно обугленные, "чертовы пальцы", то голубоватые энтоломы, то слизистые плодовые тела миксомицетов... Наконец, она останавливается перед раскрытой фиалкой и, словно завороженная, опускается на корточки и тянется за ней. Словно зеленая молния, резко взметнулось вверх изящное тело змеи, и Марика с криком одернула руку.
В глуши перестала плакать ведьма.
Мальчик на опушке от неожиданности отпустил своих бражников, и они разлетелись, неся за собой яркие нитки, словно миниатюрный фейерверк.
Кровь стекала по белым пальцам Марики. Цветок быстро сворачивал свои потемневшие лепестки. Волшебство ночи кончилось.
Но, пока еще на дне венчика отблескивала прозрачная жидкость, Марика сорвала фиалку и тремя короткими глотками выпила целебный нектар.
Ранки на её руке затянулись быстрее, чем начался рассвет.
Более того, скорее всего, я стою на пути разрешения одной сложной проблемы, и это, вероятно, поможет мне жить. 