В моём организме катастрофически не хватает мозгов серотонина! ПОЧЕМУ?! Почему я заполняю свою жизнь всяческой активностью, учусь как чумачечий, помогаю однокурсникам-физиологам с их экспериментами, смотрю футураму нон-стоп, даже на каток сходил! — синяки на обоих коленях, читаю книжки, писачку вон написал, постом ниже... Да я даже настойку пиона себе купил! — но блядь всё равно каждую неделю вот так: пятница, вечер, ОС сидит в позе лотоса в наушниках и рыдает под Земфиру.
"Ты же говорила: "Всё пройдет" — не правда, не проходит." (с) Башня Rowan
@музыка:
"Эх, жизнь моя, жестянка! Да ну ёё в болото..."
— ...А что же последняя, Седьмая Муза Снов? Почему она не открыла своё лицо? — Потому что она никуда не ушла. — Тогда где же то, на что она тебя вдохновила? — Посмотри, и увидишь. — Ничего нет! Два несчастных коротких рассказика и парочка стихтворений... Ну, рисунки... Но все они какие-то не серьезные. — Верно. — Значит, она — не настоящая Муза? — Ошибаешься, потому что не видишь. Как раз она — самая настоящая. И результат её воздействия ты сейчас видишь перед собой. Понимаешь, она всегда вдохновляла меня на то, чтобы просто_жить. Всё остальное — уже приложения. Другие приносили с собой Красоту, Познание или Опыт, но это всегда сопровождалось страшной болью. И никто не заставил меня поверить, что необязательно всё время мучиться и страдать, что можно творить не только в страхе или корчась от боли. — Но что же ты творил? — Разве непонятно? Всё! Только не материализовывая в песнях или картинах. Корпускулярное творчество в жизни Мастера — это симптом болезни, который всеми Мастерами принимается за смысл жизни. Шелкопряды... Обман! Шелкопряды не корчатся в в муках, не заливаются горькими слезами и не сверкают обезумевшими от одержимости глазами, выдавая из себя шелк. — А как же те, кто не может творить без такой вот жестокой фатальной музы? — Настоящий Мастер творит генерирует новое всегда, даже когда не пишет, не рисует и не поёт. Это — волновая функция творчества.
Птица делает правильно — накладывает запрет на определенные мысли и эмоции в случае локального личного пиздеца. Ну, будет синдром отмены, ну помучаться придеться, ну и что? мне-то не привыкать. Так что я тоже теперь буду так делать.
Конечно, такой запрет накладывается не на общение с человеком, а только на свои внутрение переживания. Но! Я тут недавно понял, что, если не смотреть на человека через розовые идеалистические очки, то, в общем, и смотреть-то не на что. Если убрать эмоциональную составляющую, отключить четвертую-пятую чакры, то мне становится скучно, а потом появляется и раздражение. Прекрасный цветочек расцвел в Каневе в 2010 году, и там он и остался; теперь передо мной всего лишь человек, и далеко не самый лучший.
Не нужно надеяться ни на какие чудеса. Потому что для чудес нужно много трудиться. А этот человек ради меня трудиться точно не будет. В самом деле, чего я ждал от всей этой истории и от этого человека? Забота, нежность, понимание? Пф. Не в этой жизни. Дружба и секс? Но дружить он не умеет, а секс... опять же, если ради тебя совсем не стараются, то рано или поздно от этого устаешь.
Так что каждый, вроде бы, остался при своих. Жаль только, "Грустные песни" не допишутся...
@музыка:
Nine Inch Nails - Something I Can Never Have
Незачем быть nice больше. Не для кого. Если вокруг анальное царствование унылого говна, а внутри деспрессивная анархия, надо перебороть в себе свою поэтическую душу и отпиздить сапогами эту лживую и лицемерную реальность! Всё равно никакой надежды нет!
Товарисчи дорогие, у меня презнтация не делается, зато я придумал маленькие сюжеты на тему того, как бы мои близживущие ПЧи отреагировали на встречу с Ночным Гостем) Под раздачу попали: Сатоши, Птица, Блюм, Хольфильцен, Мизерикорд, Твайна и ваш покорный слуга. Ну так что, выкладывать?
Satoshi Yukioka увидела чудовище под своей кроватью. Сначала испугалась, но быстро нашла выход из положения. "Какого ты пола, чудовище?" — "Мужского"- прорычало существо... Чудовище было безжалостно сослэшено и отъяоено в текстах и в рисунках, больше его там не видели.
Твайна, увидев чудовище под кроватью, высрет гору кирпичей. А потом сложит из них оборонительные укрепления от всяких ночных гостей.
Обычный сумасшедший тоже высрал гору кирпичей, и сложил из них скульптуру своей возлюбленной. Увидев такое, чудовище с..балось в ужасе. Сам ОС еще долго отходил от психической травмы после встречи с чудовищем, написал об этом три огромных поста. Чудовище тоже долго отходило после той скульптуры.
Однажды Птицу спросили: "Птица_В_Полете, ты боишься чудовища под кроватью?" На что тот загадочно ухмыльнулся и ответил: "А чего мне бояться? Чудовище уже в кровати..."
Блюм увидел ночью подкроватное чудовище и даже слегка испугался. Потом долго думал о том, какие невероятные события и встречи подсовывает ему судьба, наверное, это что-то значит. Хотел написать об этом в бложике, но ему стало влом.
Хольфильцен за каким-то фигом заглянул под свою кровать, увидел там чудовище и очень красиво и обстоятельно доказал ему, что его (чудовища) не существует. Чудовищу понравилось, в следующий раз оно собирается прийти с печеньками и чаем.
Misericorde, затягиваясь поглубже, из-под полуопущенных век задумчиво смотрел на чудовище, переливающееся всеми цветами радуги...
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, Над старинными томами я склонялся в полусне, Грезам странным отдавался, - вдруг неясный звук раздался, Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне. "Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине, Гость стучится в дверь ко мне".
Ясно помню... Ожиданье... Поздней осени рыданья... И в камине очертанья тускло тлеющих углей... О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней - О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, - О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет, Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне. Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя: "Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне, Поздний гость приюта просит в полуночной тишине - Гость стучится в дверь ко мне".
"Подавив свои сомненья, победивши спасенья, Я сказал: "Не осудите замедленья моего! Этой полночью ненастной я вздремнул, - и стук неясный Слишком тих был, стук неясный, - и не слышал я его, Я не слышал..." Тут раскрыл я дверь жилища моего: Тьма - и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный, Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого; Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала, Лишь - "Ленора!" - прозвучало имя солнца моего, - Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, - Эхо - больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся - обернулся - содрогнулся, - Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того. "Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось, Там, за ставнями, забилось у окошка моего, Это - ветер, - усмирю я трепет сердца моего, - Ветер - больше ничего".
Я толкнул окно с решеткой, - тотчас важною походкой Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней, Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей, Он взлетел - и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся, Видя важность этой птицы, жившей долгие года. "Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, - Я промолвил, - но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда, Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?" Молвил Ворон: "Никогда".
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало. Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда. Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится, Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда - Сел над дверью говорящий без запинки, без труда Ворон с кличкой: "Никогда".
И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово, Точно всю он душу вылил в этом слове "Никогда", И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, - Я шепнул: "Друзья сокрылись вот уж многие года, Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда". Ворон молвил: "Никогда".
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной. "Верно, был он, - я подумал, - у того, чья жизнь - Беда, У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда, Вновь не вспыхнет никогда".
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая, Кресло я свое придвинул против Ворона тогда, И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной Отдался душой мятежной: "Это - Ворон, Ворон, да. Но о чем твердит зловещий этим черным "Никогда", Страшным криком: "Никогда".
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный, Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда, И с печалью запоздалой головой своей усталой Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда: Я - один, на бархат алый - та, кого любил всегда, Не прильнет уж никогда.
Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, - То с кадильницей небесной серафим пришел сюда? В миг неясный упоенья я вскричал: "Прости, мученье, Это бог послал забвенье о Леноре навсегда, - Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!" Каркнул Ворон: "Никогда".
И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты - иль дух ужасный, Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, - Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый, В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда! О, скажи, найду ль забвенье, - я молю, скажи, когда?" Каркнул Ворон: "Никогда".
"Ты пророк, - вскричал я, - вещий! "Птица ты - иль дух зловещий, Этим небом, что над нами, - богом, скрытым навсегда, - Заклинаю, умоляя, мне сказать - в пределах Рая Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда, Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?" Каркнул Ворон: "Никогда".
И воскликнул я, вставая: "Прочь отсюда, птица злая! Ты из царства тьмы и бури, - уходи опять туда, Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной, Удались же, дух упорный! Быть хочу - один всегда! Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь - всегда!" Каркнул Ворон: "Никогда".
И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий, С бюста бледного Паллады не умчится никуда. Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный, Свет струится, тень ложится, - на полу дрожит всегда. И душа моя из тени, что волнуется всегда. Не восстанет - никогда!
Еретика судили рано утром в субботу. Разбудили, и сразу же повели на залитую холодным зимним светом площадь. Разлепливая сонные глаза, он тут же начал вспоминать вчерашний день. И собирался уже страшно испугаться, но не успел: его подвели прямо к судьям и начали допрашивать.
читать дальше— Сэр N.N., понимаете ли вы, за что вас судят? — Д-да, понимаю, - не совсем честно ответил он. Говоря откровенно, голова его страшно болела, к тому же его порядочно тошнило, и думать о чем-то было уже пыткой. Однако допрос продолжался. — Были ли вы в ясном сознании, когда совершили преступление? — Я... Я ничего не совершал! В меня вселился бес! — Опять вы заводите свою старую историю о бесах... Мы вызвали к вам вчера экзорциста, если вы помните, и он засвидетельстовал, что никто в вас никогда не вселялся. — И что? Приговорите меня к трем годам каторжных работ? - угрюмо пробурчал подсудимый. Судьи нехорошо засмеялись. — Ты что, юродивый? За такое тебе по-хорошему надо бы руку отрубить! — К-какую руку? - пришептал N.N., страдальчески поднимая брови. — Ту самую, конечно. По локоть. — А может, и по плечо! - саркастично добавил некто мелкий и черный, прячущийся за судейскими спинами. Подсудимый захлопал глазами и залепетал: — Нет, нет, нет, вы не можете отрезать мне правую руку, я же не смогу работать, я ничего вообще не смогу, вы же гуманный суд, говорю вам, я не при чем, это был бес, поверьте мне... — Да шутка это, сэр N.N.. Никто не собирается наносить вам телесные повреждения. Мы бы посоветовали вам самому предаться самобичеванию, но вы, как можно понять, вовсе не раскаиваетесь в содеянном... — Но, ваша честь!.. — Что, всё-таки раскаиваетесь? Еретик замолчал. Нельзя сказать, что ему и вправду было стыдно. Ведь он отлично понимал, что никогда бы не совершил подобного. Вообще никогда. Однако теперь ему становилось жутковато: если наказание должно быть очень суровым, но без телесных повреждений, то, значит...
— Решением суда вы признаётесь виновным в преступлении против Красоты и в оскорблении святыни физическим действием. За это вы приговариваетесь к отлучению от Храма. N.N. широко распахнул глаза. Должно быть, он ослышался. Он всегда был самым преданным служитетелем Храма, был готов кровью поклясться в истинности своей веры, и тут... — Вы меня поняли, сэр? Теперь вы не можете приближаться к Храму на расстояние ближе, чем на 10 метров. Внутрь тем более вам входить возбраняется. В вашу руку будет вживлен датчик, который будет сигнализировать стражам правопорядка, если вы пересечете эту границу, и вы будете арестованы. — Больше не видать тебе мраморных колонн и святой воды! - снова хихикнул маленький черный человечек.
Я говорил, что впадаю в ступор, когда при мне говорят о политике? Теперь к "ступорящим" темам добавились еще и разговоры о сексе и всём таком.
Между тем, сегодня я совершил критическое количество важных и трудных домашних дел, у меня заболели немного плечи, и когда я сел передохнуть, тут-то меня и накрыло. Крыло меня без малого часа два. Спасло меня только появление бывшей одногруппницы, с которой мы посмотрели "Грегори Мулен против человечества". (Я тоже хочу убежать куда-нибудь, где не будет футбола...)
Сейчас же я до крайности туп и уравновешен, и, если никто мне ничего не будет писать, я, конечно же, лягу спать.
@музыка:
в голове крутится дурацкая мелодия из Finntroll
"Волны гасят ветер" ...И хватит. Я усталый, недобрый, озабоченный человек, взваливший на себя груз неописуемой ответственности. У меня синдром Сикорски, я психопат и всех подозреваю. Я никого не люблю, я урод, я страдалец, я мономан, меня надо беречь, проникнуться ко мне сочувствием... Ходить вокруг меня на цыпочках, целовать в плечико, услаждать анекдотами... И чаю. Боже мой, неужели мне так и не дадут сегодня чаю?
«…Она увидела на постаменте страшный символ – четыре птицы, летящие по кругу. Это был знак проклятия Слаанеш, страшнее которого ей сложно было что-либо себе представить. Те несчастные, на кого обрушивался гнев бога-богини были обречены вечно искать и никогда не находить взаимной любви. Те, к кому вспыхивала в их сердце буйная страсть, всеми силами старались избежать их общества, ощущали к влюбленным лишь отвращение и брезгливость. А те, кто был безразличен проклятым, внезапно чувствовали в своей душе любовь столь сильную, что она овладевала всем их естеством, они не давали несчастным ни минуты покоя, добиваясь их благосклонности и превращая их жизнь в источник вечных страданий...»