And now, to something really weird!

[melacholic-mad]

Своими вопросами по МиМ вы заставили меня вспомнить кое-что, поднимаю исключительно из желания фидбэка и поугарать)))

Наконец-то рассказ, недофик-недооридж, доработанный до того состояния, когда мне не стыдно это выложить!)

Название: Светлое воскресенье
Автор: Я
Бета: Сам себе Шаман
Фандом: МиМ, но вообще, это адовая сраная АУ
Жанр: сайнсфикшн
Дисклеймер: Я не я, и лошадь лишь частично моя) Михаил Афанасичь, а также Акрадий Натаныч и Борис Натаныч крутятся в грбоах, как динамо-машины. Извините.



Сумеречные тени опустились на весенние деревья.
Одинокий человек сидел на пригорке в саду за городом, в сухой уже в это время года траве, и, морща лоб, старательно выводил что-то на пергаменте. Периодически откладывал его, смотрел в небо, прикрывал усталые, покрасневшие глаза, потом тупо смотрел на уже написанное и вновь брался за дело.
Вид этого человека не внушал абсолютно никакого доверия. Был он черен от грязи и солнца, одежда на нем была оборвана, а взгляд — ну, решительно сумасшедший. Встреть вы такого вечером в темном безлюдном переулке, обязательно закричали бы «Караул!» и на всякий случай позвали бы охрану. И были бы совершенно правы.
К нему как раз направлялись несколько солдат городской стражи. Человек поднял голову, зыркнул на них исподлобья, и снова уткнулся в свой пергамент. Этих людей он знал. Еще вчера, в самый страшный день его жизни, он ехал с ними на повозке... Но тогда с ними был еще четвертый, чрезвычайно неприятный лицом и неразговорчивый рыжий солдат. Теперь же их было только трое.
Как только человек снова попытался сосредоточиться на писании, как рука одного из стражников с силой ухватила его за одежду и, слегка приподняв, грубо тряхнула.
— Ты! Зачем сделал это? - услышал человек, падая лицом в жесткую траву.
— Что сделал? - неохотно переспросил он. Со вчерашнего вечера (это он помнил наверняка) он не только не делал ничего особенного — так, бродил туда-сюда, но и даже не ел ничего.
— Нет, может, для тебя, оборванца, это ничего не значит... Но зачем же надо было вчера уговаривать нас везти тебя на кладбище? Что сделал с телом? - крикнул другой солдат, размашисто ударив человека по лицу. Из разбитой губы сразу выступила кровь. В голове человека загудело, но он, сжав зубы, поднялся на ноги.
— Ничего я не делал, чем угодно могу поклясться! И весь день почти не выходил из города! Я...
Еще одна оплеуха заставила его замолчать. Солдаты явно не были настроены на мирную беседу.
— Что... что такое случилось с телом? - наконец произнес человек, тревожно глядя на них.
— Хватит придуриваться, скотина. Вчера ты не хотел отдавать нам тело одного из преступников, казненного на кресте. А сегодня могила разрыта, тела нет. И не смей лгать, если не хочешь быть избитым до полусмерти!
Даже через слой пыли и загара видно было, как человек побледнел. Сердце его сделало тяжелый глухой удар, и что-то горячее опустилось от груди куда-то вниз. Глаза его стали совершенно безумны.
— Можете хоть убить меня сейчас, но я могу поклясться чем угодно, что я этого не делал. Ни за что на свете я бы этого не сделал! - хрипло произнес человек, переводя взгляд с одного стражника на другого. Потом вдруг как-то странно закачался и опустился на колени. Его трясло, как от лихорадки, и было видно, что из всех сил он сдерживает рыдания. Глаза его больше ни на кого не смотрели, взгляд словно ушел в себя.
Постояв еще пол-минуты над человеком, солдаты переглянулись и медленно пошли прочь.
Когда они скрылись за пригорком, человек закрыл руками лицо и страшно, отчаянно зарыдал.

***

...Сначала в глаза ударил белый, неестественный свет, которого И. никогда не видел. От этого света быстро разболелись глаза, и все вновь погрузилось во тьму.
...Потом, почти сразу, появились неясно откуда звуки — они нарастали, становились громче, затем снова стихали. Сознание, как хлипкая лодочка в штормовом море, то поднималось на поверхность, то вновь терялось в темных холодных волнах. Звуки тоже были незнакомыми: множество приглушенных голосов, говорящих на незнакомом языке, какие-то щелчки, лязг чего-то металлического и высокие, короткие звуки, похожие на скрип несмазанной калитки.

— Еще немного осталось. Скоро придет в себя, - сказал вполне отчетливо знакомый низкий голос — то ли на греческом, то ли на арамейском, то ли на черт знает каком... И. будто бы не слышал слов, а только понимал смысл, сам собой появившийся в голове. На мысли об этом отчего-то ушло столько усилий, что сознание его снова закачалось и ушло в темную пучину.

...Белое и слепящее было повсюду — И. даже сразу не догадался, что он снова в сознании. В голове его стоял мягкий, как шерстяное одеяло, шум. Он пару раз моргнул, и тут у него появилось ощущение тела. Тело так страшно болело, что у него невольно вылетел какой-то невнятный, хриплый стон — но он его уже не услышал. Последнее, что донеслось до его ушей перед очередным уходом в темноту, были те же неизвестные мелодичные голоса, а перед глазами на мгновение возник мутный силуэт человеческой фигуры.

...На этот раз перед глазами уже не было слепящего света. Все так же было идеально-белым, но слегка затемненным. Осторожно И. опустил веки и снова поднял — ничего не поменялось. Боль ушла, и кругом стояла абсолютная тишина — И. посетила мысль, что он потерял слух. Некоторое время он провел просто глядя перед собой, ничего не думая (правда, какой-то обрывок мысли о том, что он умер, все же пронесся через его голову), пока наконец не понял, что он лежит. И лежать так ему вполне комфортно. Медленно обдумывая свое положение, он все еще лежал и разглядывал место, в котором оказался. Перед ним была удивительно гладкая белая стена, непонятно из чего сделанная, угол этой стены и полумрак за этим углом.
С некоторой опаской он попытался поднять руку и пошевелить ею. Боли все еще не было, но что-то мешало его движениям. Скосив взгляд в сторону руки, И. увидел какую-то прозрачную трубочку с жидкостью, закрепленную на локтевом сгибе. Трубочка эта лежала на белоснежном покрывале, которое закрывало все его тело, и уходила куда-то вверх и в сторону. Подняв голову вверх, он обнаружил, где же она заканчивается. Заканчивалась она на белой матовой коробке под потолком, полной разноцветных мерцающих огоньков и то появляющихся, то исчезающих символов. Что это такое, И. даже и предположить не мог, однако страха не было тоже — была лишь слабая, как и его рука, любознательность.

Повсюду в этой комнате были похожие коробочки, огоньки, трубочки. Теперь он слышал, как раздавались периодичные щелчки и писк, и еще какие-то звуки, вроде негромких сиплых вздохов. Тут до него дошло, что это его дыхание, и ему тоже что-то мешает. Протянув руку к лицу, он ощутил прохладу неизвестного ему материала, из которого была сделана... маска? Он осторожно взял ее и потянул — дышать сразу стало легче. Маска легко поддалась, и он снял ее, внимательно осматривая: овальная, выпуклая, прозрачная, и тоже с прозрачной трубочкой посередине. Воздух будто стал более холодным и резким, отчего И. закашлялся.
Тьма за углом стены сию же секунду рассеялась, и проем осветился тем же неестественно-белым светом. Не солнечным, не лунным, не светом свечи или светильника из цветного стекла — это был какой-то абсолютный, не имеющий характеристик свет. И в этом свете возникла темная человеческая фигура.

— С пробуждением, - услышал закрывший глаза И. Когда он снова открыл глаза, свет более не бил ему в глаза, а перед ним стоял... человек? Вполне возможно, однако И. таких еще никогда не видел. Высокий и стройный, с кожей желтовато-коричневого цвета, как у сирийца, с совершенно лысой головой и тремя глазами. Да, глаз у этого существа было, без сомнения, три: два, как и у всякого другого человека (хотя и странного мерцающего золотого цвета), а третий — вертикальный, прямо на высоком лбу. В остальном, черты лица были вполне человеческие, даже красивые. Одет он был в очень странную одежду: со всех сторон обтягивающую его торс, руки и ноги, не вязанная и не шитая, а сидящая на нем, словно вторая кожа.

— Здравствуй, - неуверенно произнес И., едва шевеля губами.
Наступило молчание. Трехглазый человек явно изучал его, и от его взгляда И. почувствовал себя как-то странно — будто тот пытался залезть в его мысли и ощущения.

— Где я нахожусь? И кто ты, добрый... ммм... Кто вы такой? - спросил И. уже громче, однако почему-то не решившись назвать своего гостя человеком.

— Очень хороший вопрос, И., очень хороший вопрос... - странный гость подошел ближе и дотронулся до руки И. - так врач осматривает больного, - Скажи мне, что последнее ты помнишь?

Перед глазами И. вдруг возникли и понеслись стремительно картинки из того, что он помнил. Утро, яркое солнце, суд, игемон... Игемон! Что-то екнуло в груди, но вереница воспоминаний не останавливалась, хоть все было там скомкано и разорвано. Солдаты, площадь, жаркий, раскаленный добела город, неимоверное множество людей, крики, веревки, больно... Потом — солнце, палящее самую макушку. Потом — ничего. Ничего, ничего, ничего. Затем начался дождь. Ему дали попить воды. А потом... Ах!

И. вздрогнул и округленными глазами посмотрел на своего посетителя. Тот убрал руку с его запястья и чуть заметно улыбнулся, пробормотав себе под нос и куда-то в сторону: «Реакции в норме, память восстановлена...»

— Я не совсем понимаю... - проговорил И., оглядывая помещение и тяжело дыша, - Где же все-таки я сейчас? Я мертв?

Из темноты за углом стены вдруг возник другой силуэт и тоже стал рядом с И.

— Ха! Дорогой мой И.... Ты ведь не глуп. Подумай сам: как можешь ты быть мертв, если сейчас мыслишь и даже разговариваешь? Не логично это, - произнес новый гость, широко ухмыляясь и глядя прямо на И. двумя разноцветными глазами.

Этого второго И. уже точно видел раньше. Однажды, давно еще, в пустыне... Интересный собеседник... и явно не человек. Мысли бешено запрыгали в голове, сбивая одна другую, сознание снова заколыхалось на неровной пленке темной воды. Но тут заговорил первый посетитель:

— Понимаешь, И., ты умер, да, но сейчас жив. Сейчас я все тебе объясню, - голос его звучал мягко, успокаивающе, - Прошу, возьми это, - он протянул широкое, круглое металлическое кольцо с тремя разноцветными огоньками на ободке. Только сейчас И. обратил внимание, что такое же кольцо неведомым образом держится у него прямо над головой, - ах да, я ведь так и не представился. Зовут меня... - и тут он произнес слово, не имеющее аналогов ни в каком известном И. языке. Звучало оно как «Йегороу».

***


По прошествии четырех часов голова у И. немножко кружилась от того объема информации, который на него в одночасье свалился. Конечно, металлическое (или все же какое-то другое?) кольцо, висящее над головой, помогало намного быстрее усваивать новые знания, безо всяких слов, целыми пластами. Воланд (тот, что с разными глазами) почему-то называл его переводчиком, хотя оно было скорее ускорителем памяти, разгонявшем ее до до невероятных скоростей. Теперь И. знал, что такое «ускоритель», кто такие странники и прогрессоры, и знал, что он находится не на земле. И что помимо Земли существует еще очень, очень много всего. И самым удивительным было то, что тот, кто называл себя «Йегороу», является его родным отцом.
Поверить в это было легко и приятно, потому что это, без сомнения, являлось правдой.

Теперь все трое находились в огромном светлом помещении и сидели за гладким (отчего же здесь все такое гладкое?..) темным столом.

— Хорошо... - произнес И. медленно, утрамбовывая новую информацию, - Хорошо. Это все замечательно, но раз мы так далеко от земли, то как я мог так быстро очутиться здесь?

— Я скажу только одно, - ответил Воланд, - Квантовый переход.

— Э?

— Sapienti sat, - пожал плечами Воланд и отвернулся.

К виску И. сразу прижались два темных пальца трехглазого человека. В голове легонько загудело и прошло; знание улеглось в голове так, словно всегда там было.

— О-о-о... Теперь понял, - задумчиво протянул И. - Значит, там я умер, меня мгновенно переместили сюда, и там от меня не осталось и следа... Так, значит, вы были там, Воланд? Когда меня опускали в могилу?

— Непосредственно я сам там не был. Но там был кое-кто из моей свиты, то есть, команды.

— Гм! Интересно! Вообще-то там был кое-кто из моего отдела! - вдруг перебил его трехглазый.

— Изезэел? Извини, но уже нет, - улыбаясь, развел руками Воланд.

— Воланд! Черт тебя подери, опять моих сотрудников переманиваешь!

— Тише, Егоров, не при детях, - добродушно посмеивался тот, - И никого я не переманиваю, это ты свои лучшие кадры не ценишь... Впрочем, это все пустое. Задавай вопросы, дорогой И. Мы на них с удовольствием ответим.

— Так... - И. вдруг запнулся — разволновался, что не сможет справиться с очередным приступом головокружения, - Так... Во-первых — ведь это вы меня... ну, оживили, Воланд? Для чего вам это было нужно?

— Ты сам это отлично знаешь. Но так и быть, скажу. Я таких интересных личностей, как ты, отыскиваю. Наблюдаю. Изучаю. Да что говорить: такие, как ты — огромная редкость на Земле. Я люблю редкости и тщательно оберегаю. А когда узнал, что ты сын моего уважаемого коллеги...

Егоров замялся и поспешил добавить:

— Профессор Воланд не только из научного интереса это делал, поверь. И не только он приложил руку к тому, что ты сейчас жив.

— Хорошо, - кивнул И., не глядя ни на кого, а потом резко поднял голову, - Но раз уж я все-таки жив, то можно мне вернуться обратно?

Егоров и Воланд одновременно всплеснули руками.

— Ай да И.! Вот это я понимаю — прогрессор, не то, что некоторые! - захохотал Воланд, глядя на своего коллегу. Отсмеявшись, он строго поглядел разноцветными глазами на И.

— Нет. Пока этого нельзя делать ни в коем случае.

— Почему?

— Есть множество на то причин, - ответил Егоров, - например, то, что ты пытался интуитивно проделать то, что многие из нас делают лишь после изучения огромной теоретической базы: биологии, этологии, ксенопсихологии, структуральной лингвистики... Неудивительно, что все получилось именно так. Тебе предстоит огромная работа, прежде чем ты действительно сможешь вернуться на Землю.

— Может быть, это даже и лучше, - задумчиво произнес Воланд, - По наитию, так сказать. А то многим вашим теория только глаза застит.

— Но есть и еще одна важная причина, - продолжал Егоров, - Так уж получилось, что я совсем тебя не знаю, о чем страшно жалею. И мне тоже есть, чему у тебя поучиться. Правильно, правильно говорит Воланд: теория это, несомненно, важно, но у тебя есть кое-что, без чего хорошим прогрессором не стать.

Воланд поморщился и фыркнул.

— Любовь, И., безусловная любовь, - говорил трехглазый, - Видишь ли, я изучил людей со всех возможных сторон, но они так и остались для меня чужими. А ты их просто полюбил такими, какие они есть.

— Причем, считая себя при этом человеком! Вот уж где настоящая редкость, - усмехнулся профессор Воланд.

— А разве я не человек? - удивился И.

— Думаю, что если ты сейчас, живой и здоровый, сидишь беседуешь с нами, свидетельствует об обратном - ухмыляясь, поглядел ему прямо в глаза Воланд.

— Мне кажется, что это больше говорит о вашей природе, чем о моей, - улыбнулся И. в ответ.

Повисла пауза. И. потирал лоб и виски (волос на голове у него теперь не было, а чуть выше лба явственно ощущался свежий шрам), переводя дыхание. Затем тяжело вздохнул и сказал, обращаясь к Воланду:

— Я вижу, вы как-то недоверчиво относитесь к словам о безусловной любви к людям и прочему... Я ведь с вами уже беседовал однажды, я помню, что вы сказали мне тогда. Я хочу попросить об одном. Давайте не будем друг другу мешать? У нас разные, даже противоположные, по сути, методы, и мотивы разные — но цель-то у нас одна, так?

И снова профессор Воланд рассмеялся:

— Нет, ну это просто великолепно! Егоров! А он-то поумнее тебя будет!

— Да и тебя тоже, - хмыкнул в ответ Егоров.

— Все верно, молодой человек, все верно, - снова обратился к И. Воланд и вдруг резко помрачнел и посуровел, - Мешать друг другу не будем, но и помогать — увольте... А теперь прошу меня извинить, - он встал из-за стола, кивнул, прижав руку к груди и — исчез в мгновение ока.


— Что ж, - вздохнул Егоров, - у нас будет чем заняться, и времени предостаточно... Но сперва - тебе нужен отдых. Слишком много знаний за один раз тоже вредно, а мозг у тебя все же больше человеческий... Пойдем?

И Иешуа пошел. Но это уже совсем другая история.